Translate

среда, 11 октября 2017 г.

Визитки участников семинара "Стол зеркало четыре глаза"

1. Сергей Витюнин
На распродаже

Осень - капризная дама, с Камчатки,
 К нам прилетела примерить перчатки...
Жёлтые с веток снимала и красные,
Но не смогла подобрать, всё напрасно,
Ветру в плечо горько вдруг разрыдалась -
Вновь голорукою в зиму осталась...
Тот, ей в подол кинул яблоко спелое:
 - Жди, принесу тебе варежки белые.


2. Марина Демчук
*
Я вернулся к тебе, твой беспутный герой;
спор давнишний с богами закончен;
и в лицо мне дохнула Итака жарой,
и трава прошептала: - Сыночек…
И земно поклонился царю козопас,
словно ждал моего возвращенья;
и лавина навстречу с  горы сорвалась,
и ответило эхом ущелье.
Двадцать  лет на суровом понтийском ветру…
У чужбины устойчивый  запах.
Но, ослепший, учуял тепло моих рук
старый пес на негнущихся лапах...
Сеть морщинок у глаз, и висков белизна.
Двадцать лет без меня миновало.
Этот шрам под коленом сумела узнать
та, что ноги мои омывала…
Отчего ж ты нахмурила брови, жена,
и от слов твоих холодом веет?
Как же вышло, что ты, дорогая, одна
не признала во мне Одиссея?


3. Ольга Захарова

Чапаев
мне неделю назад пулевым сквозным прошило грудину.
я заткнула рваную рану льняной рубашкой.
конечно, вашей.
сверху - забинтовала.
бинты вплавлялись мне в ребра,
впивались в спину.
Петька - мальчишка, фигляр! -
приносил ромашки.
было невыносимо.
плакала и орала.

кажется, что бинты проросли до сердца.
обвивают его кошмарами,
душат страхом.
я держусь. дышу.
не скулю и не засыпаю.
вы заходите. молча. и наше дыхание
вдруг попадает в терцию.
вам казалось, что вы пришли за своей рубахой?
это ложь. вы хотите - меня, товарищ Чапаев.
впрочем. берите скальпель.
эта игра - обоюдная, как ни странно.
вы мне расскажете, свет мой,
чьими чулками
заткнуты - ваши раны...


4. Анна Лукашёнок
голубь на голубе,
тополь на тополе,
снег на снегу
это весна и наверное я не смогу
плыть против хода,
стать поперек волокна
в этой луже макушка касается дна
я врастаю в белую воду, февраль и март
в слово “старт”, полувьевшееся в асфальт.
голубь на голубе, снег на короткой траве
голубь на голубе, голубь на голове
слова выплывают рыбами
из отраженного рта 
меня поглотила
нежность и пустота


5. Алиса Малицкая
Я начинаю вдох, я погружаюсь в осень. Что говорит твой Бог? Он говорит «Не бойся».
В августе в смех и смог. В марте снега до дрожи. Что говорит твой Бог? Он говорит «Ты сможешь».

Он говорит «Попробуй. Я подтолкну не сильно. В этом и суть историй – сам расправляешь крылья»
Летом ромашки и дрок. Солнечный свет пеленою. С кем говорит твой Бог? Он говорит со мною.

В черном стою перед боем, в белом шагаю в храм – слышу заветное Слово. Он говорит его Сам.
«Я тебя создал в срок по образу и подобию, и раз уж я это смог, то ты сумеешь тем более».

Я поднимаюсь снова. Я выпускаю вдох. Слышишь, снова и снова, что говорит твой Бог?..


6. Сергей Нисковских

Репетиция
Я сижу на скамье. Парк Весны и Труда. Май. Вечер.
Мимо ходят (логично) чужие, но добрые лица.
В сотый раз репетирую нашу первую с тобой встречу..
Может быть, ты придёшь на сто первую репетицию?


7. Пётр Одинцов

перрон
-...закурить не будет?
Протянул пачку.
Зажигалку дал. Кивнул ответно.
Диалог закончился. Ничего не значит.
Мало-ли кто тут проезжает летом.

Снял рюкзак, размял затёкшие плечи.
Краешек скамейки никем не занят.
Электричка скоро. Уже вечер.
Горизонт практически красным залит.

-...путь куда держишь?
-Да так, гуляю. Побродил по лесу. Пожёг ветки.
-...странно это..., хотя да, бывает.
Замолчал, и снова:
-..а может крепкой? У меня чекушка, по рюмке хватит.
Суетиться начал, полез в карманы.
-Извини, не стоит напиток тратить.
Да и завтра утром вставать рано.

Он опять замолк.
Комары запели.
Воробьи напали на старую корку.
Ветерок чуть тронул верхушки елей.
Электричка вылезла из-за пригорка.

Я поднялся, устало плечами хрустнул.
Затушил чинарик. Рюкзак накинул.
Оглядел перрон, а вокруг пусто.
Только липкий холод чуть тронул спину.


8. Александр Петрушкин

На смерть Пушкина
Вот – родина вторая, что с начала,
как будто вторник, на меня стучала –
на телеграфе дивное письмо
лежит и дышит в мясо сургучом:
вот родины предел. Начни сначала –

земля твоя, что изнутри всё знала:
я был агент конечно же двойной
лежал межъязыковою войной –
и русский весь язык казался узким
заштопанным, как влажный перегной .

Вот родина – прекрасна в умиранье –
лежит внутри и нефтяной волной
подожжена, как спичкой, дирижаблем –
и небом, что горит передо мной
едва-едва – как Пушкин, в поле жабры

свои оставив февралю, бежит
на Родину, что первая, корягой
из речи чёрной, словно зверь, дрожит –
где мяса письмена из мягких лёгких,
где свет прошитый светом, в снег лежит
лицом своим – теперь невиноватым –
где всяк Харон по-русски, говорит.


9. Анастасия Стародумова
*
Город, откуда уехал последний друг,
Хлопает ставнями, сыплет горох новостей.
Курит на школьном дворе постаревший физрук,
Соседка с четвёртого не узнаёт гостей.
Каждый из нас ослепительно болен простором,
Мутной тоской, томительной и постылой.
Я не смогу ни в одном пустом разговоре
Честно признаться, как сильно тебя любила.
Ровно сто двадцать по колее разбитой.
Я не умею иначе: любовь – это трасса,
Брызжут осколки щебёнки и композита.
Если б могла – я бы выбрала не встречаться.
Тает в тумане мерцающее кольцо.
Я не способна на большее, гонка без цели –
Это моя любовь. Не терять лицо?
Кажется, только этого мы хотели.
Я никогда в полной мере твоей не буду,
Вся моя жизнь – дедлайны и редактура,
Но все дороги ведут к тебе, и после – отсюда.
Ровно гудит мотор, и мелькают фуры.


10. Олеся Алабужина
*
Над рекой высоко в небесах
Цапля учит летать малышей:
Друг за другом не держат ряд,
Соревнуются - кто быстрей!

Очень громко кричит мать,
Разворачивает клин.
Им еще летать да летать,
Чтобы стало один-в-один.

А навстречу им стая туч,
И рассветное солнце вдали.
Озаряет солнечный луч

Серокрылые корабли.

четверг, 28 июля 2016 г.

Виталина Тхоржевская. Гетеронимы


ПЕТРА ФОН ГРУБЕ

Петра фон Грубе родилась в Данциге 12 июня 1892 года, в семье врача. Получила домашнее образование, много читала, музицировала. В 1911 году вышла замуж за Генриха фон Грубе, переехала в Мюнхен.
Ее семейную жизнь трудно назвать счастливой. В дневнике она постоянно пишет о полном одиночестве, отсутствии душевного тепла и «праздника». «Если в этой реальности жить невыносимо, эмигрирую в ту», – записывает она в 1923 году. И силой воли и фантазии ту реальность выстраивает. Возникает Тереза – полудемон-полуангел, муза, подруга, соучастница – и такие непростые, прихотливые правила игры – «не на жизнь, а на смерть».
Петра фон Грубе до последних дней берегла суверенность своего вымышленного мира, добросовестно разыгрывая роль пусть не образцовой, но старательной домохозяйки. Она была убеждена, что ни она сама, ни ее мир здесь никому не нужны. Умерла в состоянии нервного истощения и тяжелой депрессии в швейцарском Иланце в ночь на 13 апреля 1932 года.
В 1951 году Пауль фон Грубе, единственный из ее троих детей, переживший вторую мировую, издал в память о матери небольшую книжку «Стихотворения. Дневники».
Переводы стихов П. фон Грубе публиковались в альманахе «Ариергардъ» (Харьков).

        ПЕСНЯ ТЕРЕЗЫ

Она по дороге идет за мной
                          идет за мной
                          идет за мной
Она говорит мне умри со мной
                      вдвоем веселей умирать
Она на пороге стоит стеной
                          стоит стеной
                          стоит стеной
Она предлагает умри со мной
                           другого ли случая ждать

Она переходит за мой порог
                          за мой порог
                          за мой порог
В руке ее спит голубой цветок
                          летят лепестки на восток
Она достает из  цветка свисток
                           цветка свисток
                           цветка свисток
Свистит словно пауза между строк
                            о том что путь наш далек

И вот я иду по дороге за ней
                          дороге за ней
                          дороге за ней
Ступни разбивая о лбы камней
                              безвольно закрыв глаза
Она говорит мне иди быстрей
                              иди быстрей
                              иди быстрей
Но знаем мы обе что вслед за ней
                              быстрее идти нельзя
                           1.04.1932
 

ОСЕНЬ

Золото. Золото.
Желтые слитки листов.
Злою и пагубной готическою иглою
Я возношусь.
Листопадом течет в три ручья
Мое тело с меня.
В три ручья мое тело стекает,
Стуча о стекло.

Сколько нас утекло
Этой осенью в сонную Лету?
Там, за финишной лентой
Из так называемых близких
У свежей могилы,
                               там, за
Поцелуев стеченьем в пустое от смерти чело –
Сколь велик листопад?
Словно алые крючья заката
Птичьей лапой скребутся в стекло.

Птичья готика духа, Тереза,
Ведет на разрыв:
Словно голуби света
Зобы раздувают прощанья,
Истекают прощенья,
Холодную землю кормя.
Это – странное чувство:
Словно в сердце вбивают осину –
Видишь, ту, что дрожит на ветру
За последним двором городка
В ожидании снега.
                      13.10.1923


ДЕНЬ И НОЧЬ

Иным я женщиной кажусь,
Пока рожаю и тружусь
Всю жизнь, не покладая рук, -
Как все вокруг, как все вокруг.

Готовлю, чищу, глажу, шью,
Из муженька веревки вью,
Держу то тряпку, то утюг –
Как все вокруг, как все вокруг.

Детишек трое – мал-мала –
Как странно: я их родила,
Орала, корчилась от мук –
Как все вокруг, как все вокруг.

И все помрут – настанет срок –
И всех – как всех – одобрит Бог:
Мол, обернули полный круг –
Как все вокруг, как все вокруг.

Но просыпаюсь я порой
В ночи, как ветка под корой,
И становлюсь я как-то вдруг
Совсем не та, что все вокруг.

Тереза, тихий ангел мой,
Ты в этот час одна со мной.
Спят сын и дочь. Храпит супруг.
На вечность – никого вокруг.
                    11. 11.1923
 

* * *
Как монашенка Вода,
Ночь стоит меж двух зеркал.
В золотые невода
Сон детей моих поймал.
Все уснули. Я одна.
Лишь, как ведьма молодая,
Мне в глаза глядит луна,
Быстрым небом пролетая.
Тишь, Тереза тут как тут.
Стихло все? Так поиграем.
Зеркалами сжата в жгут
Явь поддельная, земная.
Только ведьма молодая.
Только ангел. Только ночь.
Мы играем, мы летаем…
Только – чу! – проснулась дочь.
Вмиг – тетрадку прочь, качаешь:
-       Тише, Мицци.. Спать-спать-спать…
Никогда ты не узнаешь,
Где твоя бывала мать…
                 3.12.1923


ТЕРЕЗА ГОВОРИТ

Тереза говорит: я прохожу
тринадцатую ночь существованья.
-       День близится, - Тереза говорит, -
мужайся, моя черная овечка.
Довольно ты на пастбищах Земли
ее червям нагуливала ужин.
Настала пробуждения пора.
Пора уже окрасить кровью речи
немой порог, приветствуя рассвет.
Он близится. Уже открылись шлюзы.
Смотри ж, не отрекись до третьих петухов:
Пора Терезой стать. Пора проснуться, -
Тереза говорит.


ПОЭЗИЯ

Говори, бессмысленная сила –
Бабочка-психея, как жила?
Сотню лет - за месяц – и дотла?
Сотню жизней за год износила?

В башмаках железных проходила,
Стерла посох в пыль по рукоять,
Тех, кто смел под взглядом устоять, -
Прокляла? погибла? погубила?

А теперь стакан воды подать
Некому. Да и вода остыла.
Многое любила и убила.
Но ко мне вернешься умирать.
                       1930
 

* * *
Я слишком медленно лечу,
Но воздуху еще перечу,
 А мне навстречу – мне навстречу –
Встают холмы плечом к плечу –

Встают – как ратники на сечу:
В незримых дланях – по мечу…
Я слишком медленно лечу,
Но немоте противоречу –

Так еле слышно, как свеча
Потрескивает сиротливо…
Лишь от плеча и до плеча –
Пространство, тихое на диво.
                  1928
 

* * *
Вбирать
мгновенной розы благодать:
быстрее молний гаснут лепестки –
   их не поймать
простым, простоволосым
   обыденным движениям руки…
Таится слепота в грозе разноголосой:
   осенней
   розы
   сонные
   зрачки…
                     1928
 

        * * *
Мой умерший голос пришел к вам
                  (пришел в вас)
Мой умерший голос сказал вам
                  (шепнул вам):
        «шёлковая наковальня»
Мой умерший голос пришел к вам
                   (шёлковая)
Мой умерший голос шепнул вам
                   (наковальня)
И еще:
        «ангелы не умеют ходить»
И:
        «ангелы не работают кузнецами»
 1929


                       Колыбельная
                (Любить- не знать)

…Твоим серебряным ребром
всплывет луна, а кровь отхлынет
от черт… а, впрочем, чёрт с добром-
-и-злом… они твои – отныне…

Отхлынет кровь.
Ребро затеплится вверху.
И про любовь
Замелет время чепуху,
И застучит
Полночный жернов над рекой –
Уже весь рот
Забит рифмованной трухой.

Ребро плывет.
Ребро трубит сквозь ветошь туч.
Ребро зовет.
Ребро протягивает ключ
Небытия
В своем поломанном луче –
Ну вот и я -
О, горький свет моих ночей!

Зеница сна!
Вложи серебряный патрон
Добра-и-зла
В полураскрытую ладонь
Как бы в бутон
Нераскуроченной груди
И на огонь,
Уже не щурясь, погляди.

Отхлынет кровь –
Всплывут над садом соловьи –
Младенцы вновь
Завоют в ужасе любви,
Склонится мать
Сплошным ласкающим ребром:
Любить – прощать
Любить – не помнить ни о чем
Любить – сиять
Уже далеким серебром
Любить – не спать
В угасшем небе слушать гром
Любить – не знать
 1931

 
         ЭТО СЛУЧИЛОСЬ

Младенец должен быть толстым,
А время должно быть круглым.
Окно должно быть квадратным,
А небо – тсс! – треугольным.

А в небе – шальная ветка,
А может - шальная птица,
А может – шальная встреча,
Что все это неспроста,

Что все уже изменилось:
Младенец не может быть толстым,
Не может время быть прошлым,
Немыслим квадрат окна.

- А небо? Что сталось с небом?
- Спроси, дитя, у вороны,
У шаткой ветки еловой,
Возникшей из ниоткуда –

Махровой, тяжеловесной,
Раскосой брови монгольской,
Глядящей неуловимо
Куда-то поверх тебя.
 1930
 

ПЕРВАЯ СМЕРТЬ

…И начал он жить, как никто не жил,
И струны тянуть из последних жил
На этой пустой земле:
На этой неверной пустой земле
В невидимом золоте-хрустале
Он пенье Тебе сложил
На дикий алтарь из простых камней
И выскоблил шкуру и лег на ней
И сердце раскрыл ножом
Чтоб Ты увидел и полюбил.
Фонарь кровавый по небу плыл,
От веры его зажжен.

Тяжелой тенью улегся вяз
Как пес его, перед ним смирясь,
Все тени к нему сошлись,
И, как знамена, склонились ниц,
И плыли ветви, как взмахи птиц,
По небу – в тугую высь.
И были ветви, как струны рун.
В огне агоний играл игрун,
Играючи, уходил
Сквозь неглубокую речку тьмы
В глубокий свет, где стояли мы,
Сложив персты у груди.
  1931




Антон Хухляков – род. 17 ноября 1967 г. в г. Коломне. В 1970 г. мать переезжает в Свердловск. По окончании средней школы год работает почтальоном. В 1986 г. уезжает сначала к отцу в Коломну, позже перебирается в Москву. Работает грузчиком, разнорабочим на стройке, пишет песни и пьесы. С группой единомышленников организует мини-театр, в течение нескольких лет успешно выступавший на Арбате. В 1988 г. поступает в Лит. Институт им. Горького (отделение драматургии). Организует в одном из столичных ДК «Малый революционный театр» (МРТ), ставит ряд пьес собственного сочинения («Тени исчезают в полночь», «Кто сказал МАО? (поэзия-буфф)», «Семь сумасшедших стариков»). По причинам личного характера бросает институт на 4-м курсе. Уезжает в Екатеринбург. Поступает на матмехУрГУ, который заканчивает в 1998 г. В течение ряда лет работает программистом в одном из НИИ города. В 2004 г., перейдя на «вольные хлеба», уезжает жить на горный Алтай, изучает буддизм и музыкальную культуру алтайских народов. Стихи и пьесы публиковались в самиздатовских журналах: «Космическая гусеница» (Свердловск), «Журавли и пигмеи» (Москва), в «солярном» журнале «Солнцеворот» (Коломна), «Меховой цветок» (Харьков).


* * *
Этот свет на чем стоит
Возле фонаря
Сорок тысяч стройных ног
Выстроились в ряд
Белым войском наступать
На сырую тьму
Пряди мрака выстригать
Иноку – ему

Враки время Время врак
«верю» и «люблю»
Лечащий дежурный враг
Спец по февралю
Будет в марте новый кот
Щуриться в окно
Этот свет и этот Тот
В сущности одно

Каждый миг смертельно быстр
В ночь и поутру
Переплёт случайных искр
На седом ветру
Дотлевает рыжий тлен
Бывших сигарет
Подымись чем свет с колен
Подымись чем свет
 1987


* * *
Птицы белья на веревках
Когти прищепок сжали
И в опрокинутый мир
Смотрят без глаз и песен
Перьев белые сны
Тихо щекочет ветер
И укрощенное небо
Выглядывает из луж
 1987


Не гоголь ли?

Места много
Тела мало
Свято место
Пусто чтоб
Смерть нашла
Меня в капусте
И отпустит
Только в гроб

Чтоб в пространстве
Опустелом
Я запомнил
Навсегда
Мало места
Много тела
Крест
И птица
И звезда

1988



элегия

Где церемонно чередуясь
Проходят моцарт и сальери
Как две полоски тьмы и света
От наезжающих машин
На набегающее время
Не обгоняй раз не уверен
Что ты везешь не Грибоеда
Что едешь только в магазин

Не укусить любимый голос
Не выпить преданного взгляда
Проходят моцарт и сальери
Как ноты счастья и тоски
Одни голосовые связки
Зато связуют все как надо
Не выпить подданного яда
Не укусить родной руки

Уходит день и в гулком небе
На затихающем флагштоке
С позором на закат Европы
Выветривается флажок
А ты сидишь в пустой таверне
В углу и пишешь эти строки
Где только Моцарт и Сальери
Все пьют и пьют на посошок
 1989


* * *
Снег занавеской кисейной
Мир очуждает – а там
Где-то таится растенье –
Дерево-слонопотам.

Вот оно вытянет хобот,
Топнет копытом, крылом
Тяжко взмахнет над сугробом
И полетит напролом.
 1990


АДСКАЯ ПОЧТА

Почтальонов носят черти
На рогах. В больших мешках –
«За здоровый образ смерти!» -
Модный глянец на костях.

Выпиши – проснешься утром
В несгораемом шкафу,
Всем лицом своим немудрым
Замурованный в строку.

Весь вольешься вглубь системы,
И не нужно делать вид –
Положительный, как все мы,
Как анализы на СПИД.

Почта адская подносит
На подносиках журнал,
И в мешках своих уносит
Кто хоть строчку прочитал.
 1990


КОФТА ФАТА

Примеряя кофту Фата,
Он глядел в окно ночное.
Город – (хором) – за спиною:
- Маловата! – Маловата!

Надо съёжить (верьте Хору)
Тельце сердца, да и в прочем
Коли будет укорочен,
Станет в пору. – Сядет в пору.

И паяц эффектным жестом
Раздирает кофту Фата,
В ночь вываливая вату…

Снова пусто свято место

Снова пусто место свято
 1990


       ПРАПОКАЛИПСИС

пока мошкара детворы по дворам
собратствует свальный костёр
прозрачно и стройно стоят вечера
как в рюмках вишнёвый ликёр

в раздвоенных сумерках пальцев-тисков
одной предвоенной поры
а завтра и присно-во-веки-веков
быть может исчезнут дворы

и слипнутся сумерки в розовый ком
в подполе сгниют дыни-дни
не станет о ком позвенеть языком
старушкам в уютной тени
 1991


     * * *
 Странник обУГЛенный вечных хрущоб
Чей нависает как лоб потолок
Спарен санузел как братский клочок
Смерти  И в ванну ложишься как в гроб

Скорчишься в светлой утробе ночной
Включишь под куполом дождик ручной
Жизнь омывая ручьями тепла
В черную ямку прольешься дотла

1992


      * * *

Вид на зимнее поле – вид на море
С переливом отливом-приливом пушных 
                                                  снегов
Кто познал тебя здесь в бытии и горе
Не узнает уже там среди облаков

Как стеклянный шар на сероватой ватке
Ты возляжешь по-четным за всех и вся
Нобелевским лаврятом скворцом на ветке
Капелькой на травинке светя вися

Плача проблескивая всеми цветами
Радужкой в облаке только ты посмотри
Зимнее поле перебирает волнами
Семечко твоё носит в своей нутри

Снег свысока осыплет ее цветами
Словно твою невесту что к нам сквозь снег
Вечно бежит бежит перебирает волнами
И однажды она обнимет тебя Человек
 1993
 

* * *
                      Варвар или фарфор?
                                                       В.В.К.

Варвар или фарфор?
Дикопись декабря.
На жестокий простор
Разродилась заря.

Разродилась зазря.
Поздно виден зазор.
Кто – стремглав говоря –
Варвар или фарфор?

Или фосфор, что кот,
Лживо щуря зрачки,
Мягко чешет живот,
Протирает крючки,

Простирая толчки,
Ловит легкую вещь,
Расширяет зрачки
И всеведует весь.

Веси темный наряд.
Кот, мурлычь нэвамор,
Медитируя над
Варвар или фарфор.
 2000


* * *
О, легковерная блядь-красота,
Крылышек шелковых мигов расправа,
Их перемиги – то слева, то справа,
Их сочленение в центре креста,
Золотоносные жилы твои,
Сбрасывай, сбрасывай кожу змеи!

Сколько ни сбрасывай, всё тебя мало –
Тучная осень, сосущая мёд:
Так просыпается Та, что убьёт
Ту, что спасала…
 2001



ПАЛИНДРОМЧИКИ


1. ПРИ КАПИТАЛИЗЬМЕ

Нем раб-бармен.


2. ВСЁ, ЧТО В ЖИЗНИ ЕСТЬ У НЕГО

     Брак. Скарб.


3. РЕЧЬ – ПОУТРУ

     А к вечеру – речевка.


4. НА МИТИНГЕ ЭСТЕТОВ

- Нега!
              - Фрак!
                            - Кар-фа-ген!

2005
 

* * *
 С высоких буков прописных
Один слова одни поэты
Живые – мертвым – о живых
В один костер сложив сонеты

Как никогда верны себе
А также ожиданьям внуков
    Так падают с высоких буков
    Как с башен А на пашни Б

Не разобьется ни один
Их встретит мягкая посадка
Раскинул крылья Серафим
Свечу палящий
                             Парафин
Покрыл смертельную площадку
По-пушкински всё сходит гладко

Ах, не о том мы говорим,
Погибшие
 2005

вывешено для проекта библиотеки им. Белинского "Тексты и разговоры"