Translate

суббота, 14 мая 2016 г.

Неймдроппинг (Тоска по Красноярску)

00. Саша Либуркин

Есть вещи, которые не афишируются, но моментально становятся секретом Полишинеля. Меня с питерским прозаиком Сашей Либуркиным сроднили две женщины, потому наша развиртуализация проходила под пристальными взглядами культурной общественности. Ничего не взорвалось, выпили-поговорили. И как-то незаметно оказались через несколько дней на ночной набережной Енисея. Туманы над плывущими льдинами перекатывались на спинах, словно пушистые китайские драконы, лениво выпуская в нашу сторону холодные коготки хиуса – сибирского душувыдирающего ветра.
- Серёжа, - сказал Саша: - Я хочу спуститься к воде. Но я – еврей, я боюсь хулиганов. Они ведь обязательно гнездятся на берегу в это время. И ещё я боюсь, что не смогу обратно подняться по ступенькам. Я очень устал за неделю фестиваля.
- Не бойся, Саша, - ответил ему: - Я – цыган. Если ты упадёшь на песок, то я возьму палку и буду отгонять от тебя волков. Здесь нет никаких хулиганов. Только волки, ступающие на грудь скрипачам.
Саша посмотрел на меня благодарными синими брызгами и попросил отвести его в 225 номер, где я укрыл его одеялом, убрал специально приготовленную для нашей встречи пустую бутылку «Перцовки» и прикрыл дверь.
Наутро Саша каждому встречному рассказывал, как он меня любит. Удивлённые участники фестиваля подходили ко мне поинтересоваться:«Что у вас с Либуркиным?»

- Совпадение сердец. Дважды совпадение сердец.

01.Иван Клиновой

Первое моё выступление в рамках фестиваля «КУБ» в Красноярске состоялось в гимназии. От гостиницы «УЮТ» нас с Иваном Клиновым посадили на такси и отвезли на ту сторону Енисея. Конструктивистское здание, для которого война прошла буквально вчера: следы шрапнели по штукатурке и мемориальный камень без имени на ошлифованной грани.
Поднялись на верхний этаж, смотрим, как рассаживаются восьмиклассники. И в этот момент я осознал, что оставил книги со стихами на прикроватной тумбочке в номере. На лице Ивана не дрогнул ни один мускул.
- Серёжа, у меня в телефоне есть черновик твоей книги и список любимых стихотворений. Стихи какого периода ты предпочитаешьв это время суток?
Солнце ударило в форточку – и на фоне висящей в воздухе меловой пыли над головой Ивана проступил золотистый обруч.
Первым выступил Иван. Узкое пространство между доской и партами превратилось в клетку льва – символ города. Только решётку сняли, и жаркое дыхание опалило острые девичьи колени. Класс боялся пошевелиться. Иван мерил отведённые четыре метра от двери до окна, активно жестикулировал, доказывал, что настоящая живая литература не закончилась школьным учебником, она дышит сейчас, и прямо сейчас в Красноярске.
Когда пришла моя очередь выходить к доске, решил замереть на одном месте. Отчитал свои сказки. Ответил на вопросы про возраст и семейное положение.
Моя издатель Марина Волкова по результатам бесконечного количества презентаций выяснила, что взрослые проявляют своё почтение, спрашивая писателя про образование: так вот откуда он такой умный! А дети всегда спрашивают про возраст: чем старше, тем солиднее… Теперь я знаю, что для подростков воплощением состоятельности является свадьба: женат – значит счастлив,не женат – пожелаем всем классом найти ему такую добрую и терпеливую женщину.Развод в картине мира подростков не присутствует.
После гимназии сразу же поехали судить конкурс чтецов.
По негласной традиции в России у каждого края есть свой маленький Пушкин. Если такого местные власти не назначили, то на литературной карте страны этих земель как бы и нет. На Урале – Алексей Решетов. В Красноярском крае – Роман Солнцев. Но сорок детей, читающих вслух исключительно Солнцева, создают ощущение, что ты попал в параллельную реальность и здесь никаких других когда-то любимых тобой поэтов не существует. Литературу ты изучаешь с нуля.
Дети читают примерно одинаково: как их научили учителя, которых научили их учителя, и так до французских и немецких бонн. Потому единственным критерием отбора остаётся личная вовлечённость ребёнка в произносимое. Меня как члена Союза писателей России поставили председателем жюри, ошую сел Иван Клиновой – член Союза российских писателей, одесную декан филфака. Я страшно жалел, что не могу рисовать карикатуры на читающих, потому что по именам чтецы после десятого выхода стали неразличимы. И тогда я стал записывать элементы одежды, выбивающиеся из общего стиля. Когда пришла пора раздавать слонов, нимб снова сверкнул над головой Ивана:
- Мне всё предельно ясно.
Иван перечислил первое, второе, третье место. Я заглянул в свои оценки: те же самые дети, только поименованные «палантин», «подтяжки», «треники».
Выясняется, что не только поэту необходимы «черты необщего лица», но и выдающийся чтец обязан выдаваться характерной деталью. На следующее совместное с Иваном Клиновым выступление я пришёл в красных стрейчах. После чего все вахтёрши Дома искусств у меня за спиной шушукались:«А этот в красных штанах на каждое мероприятие с новой девкой приходит. Ни один мужик такого не выдержит. Вот те крест, точно гей».
Сам же Иван Клиновой выступает исключительно в чёрном. И отличается талантом.

02. Юрий Татаренко

Существуют люди, с которыми не успеешь толком познакомиться, а уже идёшь по главной улице малознакомого города из одного заведения культуры в другое заведение культуры и обсуждаешь способы выхода из послеразводовой депрессии. Четыре квартала – и вы друг друга во всём понимаете, десять кварталов – вы друзья на всю жизнь. Юрий Татаренко – член трёх творческих союзов, потому мы успеваем поговорить и о юнкоровской юности, и о постановке произношения в театре, и о съёмках игровых фильмов, и о сборе краевых антологий. На пороге Аграрного университета, где должен проходить смотр поэтических спектаклей Юра признаётся:
- Плюнь мне в глаза, но я – председатель жюри.
- Юра, отжюришь – и забудем. Не ради этого встретились.
Обнялись и спустились в подвал, где меня уже ждала поэт Нина Александрова, перебирающая реквизит нашего с ней шаманского действа под названием «Тавтономия: время переназывания вещей».
Пала темнота, и восемнадцать коллективов, претендующих на победу, расселись вдоль стен.
Каждый выступающий нас чему-то учил:
- Смотри, - шептала мне на ухо Нина: - Бегающий свет надо отключить, он создаёт эффект эстрадности, почти иронии.
- Микрофон опустим пониже и будем читать на коленях, - шепчу в ответ: - Вынесенный вперёд на высоте выше моей поясницы он заводится.
- Танцевать с ножами надо выходить в центр зала, сделать большой круг перед жюри и зрителем.
- Карты с текстами передаём друг другу, кто к ним ближе находится, чтобы картинка не мельтешила.
Объявляют нас. Двадцать две минуты стыда – и мы свободны. Наигрывая весёлый марш на губной гармошке, утанцовываем из зала в каморку под лестницей. Остановились и честно признались, выслушав тишину: «Обосрались». В ту же секунду тишина оглушила нас аплодисментами.
Вернулись, поклонились, собрали с пола реквизит и сбежали на следующее выступление, не дожидаясь результатов: фестивальный день расписан по минутам.
Совместный вечер на пару с Иваном Клиновым прошёл динамично. Практически всю свою программу я читал для сидящего в зале одного из моих любимых поэтов Санджара Янышева. Лишь несколько откровенно телесных обратил к женщинам. И немедленно посыпались вопросы про личную жизнь: что за Муза подобную музыку заказывает? Провал спектакля меня почти отпустил.
На завершающем тексте Ивана Клинового в Дом искусств ввалилось разгорячённое и подогретое жюри конкурса в полном составе. Юрий стащил меня со сцены и вывел на улицу:
- Никому другому мы решили первых мест не давать. Всё золото в трёх номинациях – ваше с Ниной.
Облапил меня прототип стихотворения Ивана Клинового «Александр Горгоныч заводит свой танцмобиль» - иркутский поэт Игорь Дронов:
- Чувак, я себя спрашивал, зачем я здесь? Так вот, из-за вас! Вы меня обратно на Байкал перенесли!
Другие оценщики тихо улыбались и протягивали пластиковые стаканчики с коньяком. Юрий Татаренко вспохватился:
- Когда такое было, чтобы жюри в полном составе проставлялось перед лауреатом? Я – член трёх творческих союзов – ни разу о таком не слыхал.
- Так и я теперь – лауреат трёх номинаций, - улыбаюсь самой широкой из чеширских улыбок: - Где здесь магаз? Пойдёмза армянской невестой.

03. Санджар Янышев

Книгу избранных стихов узбекского поэта Санджара Янышева я купил в Екатеринбурге в цокольном книжном магазине «Йозеф Кнехт», расположенном во дворах за гимназией, которую окончил. Иосиф Бродский в одном из рассказов вспоминал, как ребёнком нашёл на мусорке джазовую пластинку с собачкой на лэйбле «Слушает голос своего хозяина»: какими судьбами эта виниловая красавица могла попасть из далёкого Нью-Йорка именно в его двор, в Ленинград, сквозь железный занавес и посредством чужого отсутствия вкуса перепасть именно в руки поэта? В моём случае сработало наличие фантазии у комплектовщика, посчитавшего, что и на холодном Урале найдётся хоть один благодарный читатель. Книга оранжевая, потрясающая по дизайнерскому решению, ещё более невероятная по содержанию:

Снизойди до меня, до ничтожества,
не рассудок – хоть речь укрепи,
и услышь: мы живём скотоложеством,
рукоблудием и чаепи

Я не расставался с ней несколько месяцев, перепечатывал из неё стихи, рассылал друзьям. Однажды набрался смелости и написал автору. Поэт ответил, попросил подборку моих стихотворений, которые я сам считаю близкими его поэзии. Перед отъездом в Красноярск получил ответ: «До встречи на фестивале».
Нас прежде знакомили, в Москве, в 2007 году, у меня сохранился альманах «Второй шёлковый путь».Впрочем, тогда пересеклись незнакомые люди, а сейчас – носители родственных стихий.
И вот мы сидим в гостиничном номерена одной кровати в узком светском кругу, поднимаем неоднородную посуду со спиртосодержащими, но элегантными напитками и играем в «Компромат плезир».
Условия просты. Задаётся тема, и каждый участник признаётся на эту тему в чём-то таком, что публично не расскажешь. Истории из круга не выносятся. Примеры тем: «Мой первый раз», «Моё самое большое извращение», «Моя несвершившаяся любовь».
История засчитывается, если она соответствует теме и длится не более семи минут. Проштрафившийся до трёх незачётов идёт за шампанским.
Каждая история Санджара(а он не проиграл ни разу) – восточная сказка, лирические отступления там вплетаются в основной мотив, гуляют по времени, перелетают из страны в страну, из мифологии в мифологию. Трое мужчин и трое женщин уже не оценивают откровения друг друга, а любуются ими. Предполагаемый обмен анекдотами превращается в ритуал дарения кусочков души.
Утро фестиваля начинается в «Винегрет буфете» через дорогу от гостиницы. Участники ночного действа улыбаются друг другу, молча обнимаются, отоваривают бесплатные талоны на питание, ставят свои разносы на столики рядом. Санджар видит меня и широким жестом приглашает разделить с ним трапезу.

(продолжение следует...)

Комментариев нет:

Отправить комментарий