Неймдроппинг (Тоска по Красноярску)
(окончание)

08. Юлия Белохвостова

- Культурная среда ядовита. – напутствовал меня поэт Виталий Кальпиди: - А Вы, Серёжа, ведёте себя так, словно открыли секрет бессмертия. Не показывайте свои слабости.

- Виталий Олегович, - отвечал я гению, который при первом знакомстве, вызвал у меня чувство, схожее с «поцелуем дементора»: - Но разве радоваться людям, которые пока не успели испортить мне жизнь, - слабость? Должна же быть какая-то презумпция порядочности. Пока мне они ничего плохого не сделали, я буду на них сиять.

Разговариваем с Юлией Белохвостовой перед презентацией журналов, и она мне рассказывает, как однажды к неё подходит её учитель с спрашивает: «Почему печальная? Никто не должен видеть тебя печальной. Пусть тебе все завидуют. Культурная среда ядовита. Не показывай свою слабость».

Из одного довода может вырасти любое количество выводов.

И когда выпала возможность нарисовать портрет Юлии Белохвостовой, то я вывел её черты жёлтыми фломастерами. Пусть сияет!

09. Столбы

Совпало, что писателей вывезли в знаменитый заповедник «Столбы» в то время, когда нормальные туристы туда не суются: три дня шёл мелкий дождик, потом резко ударило солнышко. На въезде в заповедник по принципу светофора вывешивается уровень опасности. Нас встретили три красных сигнала: вылезли клещи, проснулись медведи, лёд подтаял... У первого же Столба отряд понёс значительную потерю в лице победителя прозо-слэма Алексея Гедзевича. Пронёсся слух, что лауреатов лазарет ждёт в первую очередь.

Никогда ещё литературное сообщество не бывало настолько сплочённым: тебе протягивали руки, придерживали за плечи, перехватывали за поясницу. Разбухшая почва, камни, корни, осыпающаяся порода и снова гиганты, закрывающие небо. Раскинул руки на очередной вершине: «Тайга подо мною, один в вышине» - и понял, что всё это уже проговорил:

Так я родился

пламенем на камнях.

В каждую выемку добрый бензин разлит.

Горные ветры, питающие меня, –

не получивший ревизии реквизит.

Над темнотой партера парящий птах

хвойный бомонд озираю, что твой лорнет.

«Они сбываются», - говорила Марина Ивановна Анне Андреевне. «Они сбываются», - повторяю себе.

Закончилось восхождение пиром. Домик на курьих ножках, с длинным балконом, скатерть-самобранка на сдвинутых столах, писатели сидят плотно, плечом в плечо. Тост за организатора фестиваля Татьяну Шнар, отказавшуюся от гор, чтобы сопроводить травмированного лауреата. Тост за общий героизм на скользких тропах.

Вышел на балкон. Сумерки. Туман. Типовая китайская живопись перед глазами.

Одинокая фигурка появляется-исчезает, появляется-исчезает. Мерцает.

10. Поездки по Красноярскому краю

Если в Москве на встречу с писателем пришло 15 человек, то автор успешен. Если в библиотеке краевого центра собралось меньше 50, то администрация плохо работает с населением. В Красноярском крае с населением работают отлично, залы были набиты до отказа, человек по 70-80. В Ачинске - местная писательская элита (библиотекари гордо сообщили, что один из читателей издал роман объёмом в 800 страниц), в Сосновоборске – творческая молодёжь. Выслушивать информацию о себе из уст работников библиотеки –испытание на гордыню. Чаще всего выходишь из зала, стыдливо опустив глаза. Люди в зале сидят простые, они верят, что ты и взаправду настолько гениальный и бессмертный. Нельзя поддаваться искушению принять предложенную позу. Говорить надо «спокойно и досадно, как будто разливаешь на троих».

В Ачинске на прочитанное дуэтом с Иваном Клиновым стихотворение «Брат» из второго ряда заслуженная поэтесса спросила:

- Как вы считаете, насколько приятно пенсионерам слышать стихи о зачатии на траве?

Меня понесло:

- Общество потребления, в которое мы погружены, держится на иллюзии комфорта. Именно иллюзии, обманки, скрывающей от нас главную правду жизни: все мы умрём. Умрём завтра, или через несколько лет, но обязательно. И именно страх абсолютного исчезновения, без возможности хоть в чём-то пересохранить резервную копию себя, не даёт нам полноценно жить. Вместо того, чтобы радоваться солнцу, листьям на деревьях, нежности воды, мы мучительно вылизываем собственную бренность. И реклама вводит нам наркотик, позволяющий забыться, надеть смертенепроницаемые шоры, поверить в бесконечный цикл перерождений с одного новостного канала на другой. Подростки и пенсионеры особенно остро ощущают свою смертность, первые в силу недостаточной зашоренности, а вторые в силу опыта проводов своих близких. Так вот писатель не имеет право надевать шоры вообще. Именно Смерть – является главной Музой. Именно с Ней мы говорим в каждом письме. И зачатие ребёнка посреди мегаполиса под раскрывающимся ядерным грибом на горизонте – маленькая личная победа над Смертью. А прилюдное чтение этого текста, многократное повторение Первого послания к Коринфянам: «Смерть! где твое жало? ад! где твоя победа?»

В Сосновоборске на вопрос о вдохновении рассказал теорию моего учителя Андрея Санникова.

- До определённого времени ты пишешь сам, нарабатываешь технику, но потом что-то происходит, и на тебя обращает внимание ангел. И когда он к тебе приходит на кухню и начинает с тобой говорить, ты больше не сочиняешь стихи, а только сохраняешь и редактируешь ваши с ним беседы. У ангела много дел, он может исчезнуть на месяцы, иногда на годы. И ты теперь видишь, насколько блёкло рядом с небесными конспектами написанное самостоятельно. Ангела можно ждать, не дёргать за крыло, не спрашивать о нём других, пролетающих мимо. Но можно интересно жить. Настолько интересно, что твой ангел бросит все высшие задания и примчится выяснять: «А что собственно происходит?» И первое подтверждение того, что ангел близко, - весь мир начинает рифмоваться: твои мысли отражаются на рекламных щитах, беседы с друзьями получают продолжение на страницах случайных книг, в помещение входят только что вскользь упомянутые люди.

11. Татьяна Шнар

Организатор фестиваля «КУБ» Татьяна Шнар настолько красива и сексуальна, что может себе позволить выйти на сцену пафосного Красноярского Дома офицеров в будничной одежде – бежевом пиджаке, тёмной блузке и голубых джинсах – и затмить всех танцовщиц в кринолинах. Фестивальными ночами она сидела на подоконниках в гостиничных номерах и на равных общалась как с московскими звёздами, так и с местными талантами, ещё и правильной рыбой угощала. Татьяна вовлечена во все интриги, и при этом сохраняет отстранённый оценивающий взгляд на ситуацию.

Дом искусств, прощальный банкет. Остались самые стойкие «саксаулы». Санджар Янышев и Сергей Светлов по очереди обнимают гитару. Водка окончилась. Объявляется сбор денег на вызов таксиста. Советские времена вернулись: спиртное в три ночи развозят в такси. Татьяна Шнар встаёт и коротким жестом выключает звук:

- Моя задача состоит в том, чтобы русская культура прибавляла имена, а не теряла их. На моём фестивале ни один человек ничем не отравится. Палёный виски при мне никто потреблять не будет. Я заранее купила чистый продукт. Девочки, гости ждут, выносите на стол.

12. Игорь Дронов

Игоря Дронова всегда много, даже когда Игорь сам молчит, за него атмосферу поджаривает надпись у него на футболке. В одну из фестивальных ночей я вышел из Дома искусств на крылечко, а Игорь там стоит, крепкий, лысый, сосредоточенно вглядывается в темноту.

Даже и не понял, с чего у нас пошёл разговор о смерти.

- У каждого пишущего есть свой уровень заявки. Это как в картах: способен сделать ставку и взять прикуп? Не вытянул – уходишь в минус. Причём кто-то работает на амбициях, а кто-то на мизере, как Осип Мандельштам, намеренно отказываясь от благополучия ради бессмертия. И вот в такой игре порой наступает состояние, что жизнь и литература больше не совместимы, ты как бы заходишь за грань реальности, где стихи больше жизни. И надо либо научиться дышать новым воздухом зазеркальной страны, либо больше не существовать.

- Оглядываться бесполезно. Возможно, Бориса Рыжего как раз и сломала эта вечная оглядка на мнение друзей, критиков, культуртрегеров, родных. Доказать никому ничего нельзя, тут решаешь вопрос своего собственного выживания в ядовитом бульоне зависти.

- В «Игре в классики» у Хулио Корстасара была фраза, вероятно обращённая к Луи-Фердинанду Селину: «У него нет семьи, он писатель».

- Мне сейчас видится, что в тот момент, когда к писателю приходит его ангел, именно тогда он и умирает, больше не является человеком. Из разрушенной жизни прорастает художник.

- Получается, мы все живём неким обманом. Нас всех уже нет, но мы старательно доказываем, что мы есть. Кричим о собственных великолепии и торжестве.

- Нас мало, нас адски мало, но самое страшное, что мы врозь.

- И фестивали собирают нас на авось.

Крупное зерно влаги поверх силуэта командора Резанова, звёздочки сбившихся в стадо машин, кряжистый ящер Филармонии, гигантский синий флакон из-под духов, выдающий себя за небоскрёб, и два ушельца у Триумфальной арки – Ив Монтанкин и Дрон Карлеонов:

«Вышли хлай, вышли хлай, вышли хлай, лой быканах…»

апрель - май 2016, Красноярск-Екатеринбург